Посвящена баронессе Жозефине фон Браун
1. Allegro
2. Allegretto
3. Rondo. Allegro commodo
|
Скачать ноты 
Посвящена баронессе Жозефине фон Браун
1. Allegro 2. Allegretto 3. Rondo. Allegro commodo 
|
||
Начало понравилось.
Темп лучше, чем в предыдущей записи. Начало понравилось.
гражданочки, которые вон там, я вижу, смеются, невзирая на момент под названием вечер
воспоминаний. Я вас, граждане, спрашиваю: желательно вам присоединить к себе также и мои
воспоминания? Ну, ежели так, прошу вас сидеть безо всяких смехов и не мешать предыдущему
оратору.
Перво-наперво я, может быть, извиняюсь, что мои воспоминания напротив всего остального
есть действительный горький факт, а то у вас все как по писаному идет, а это
неписаное...Вся природа у нас там расположена в сплошном лесу, и жизнь происходит очень
темная. Конечно, и я тогда был тоже бессознательный шестнадцати лет и даже верил в религию
— ну, теперь этому, конечно, аминь вполне. А соседу моему — царство ему небесное! — было
годов эдак шестьдесят и, кроме того, он был однако грамотный несколько. Сосед — он не то
что шаболдник был или что, а так вроде чудной и безработный член домашнего быта. Все ему
завидуют сзаду и спереду, а он сидит со вздохом и в музыку вникает. А какая у нас,
спрашивается, была музыка в этот тёмный момент? Не песни, а можно сказать, отбросы
общества — или, вкратце, удобрение. И вся, если можно, публичная фонотека была под видом
чернички Агафьи сорока трех лет, которая над покойниками Псалтырь читала.
Ну, конечно, насосался сосед этих культур и пошел дурака валять. Ночью, бывало,
проснешься, с полатей вниз глянешь, а он весь белый перед динамиком сидит и сквозь зубы
шипом шипит: «Ты меня с-слышишь? Ты с-слышишь?» Я и скажи ему один раз: слышу, говорю.
Кэ-эк он затрясется да вскочит, а уж я не могу, из меня смех носом идеть.
А сосед утром — исправнику в ноги: «Отпустите, — говорит, — меня в монастырь. Я, —
говорит, — не могу, как вы, жить ежедневно». А тот ему произнес: «Ты, — говорит, — Сидор,
практический дурак и боле ничего, и завтра же ты у меня на работу в город поедешь к
мастеру Артамону». Сосед начал было против исправника говорить разные слова в виде
писания, но тот у нас был довольно не очень глупый и притом с хитриной — он и говорит
тому: «А в писании-то в твоем что сказано? Что всякий сукин сын начальства слушаться
должон. Вот это действительно святые слова». Выходит, писанием-то и утер ему орган носа,
так что покорился Сидор и чуть свет уехал к Артамону, который на фабрике отставным
вахтером служил.И вот, как говорится, картина жизни с полета: тут, например, фабрика
вертится в полном дыму, и где-нибудь на африканской границе невозможные скалы гор, и
происходит ужасное сражение, а мы в своем лесу ничего не видим, бабы без мужиков, как
телухи, ревут, и притом мороз.И так своевременно происходит бывшее Рождество Христово,
мороз переменный. И на Рождество мы получаем из города от соседа внезапное письмо. А как
у нас тогда никакой ликвидации грамотности не было и, можно сказать, один читаемый человек
Егор, то к нему народу собралось труба — Сидорово письмо слушать. И пишет Сидор, что у них
теперь на фабрике вполне известно, что насчет бога — это суеверный факт, а напротив того
есть книга Маркс. А жалованье у нас самое печальное, девять с полтиной в месяц, и я
выезжаю к вам лично.
Вскорости за воротами на дороге является новый факт в виде человека, который бежит к нам
во весь дух и руками машет. И постепенно глядим, что это, оказывается, наш Сидор из города
согласно своему письму. Морда у него блаженная, сверху слеза текет, и руками — вот этак
вот, вроде крыльями, ну, прямо сейчас полетит по воле воздуха, как известная птица. И
притом кричит: «Братцы, братцы, произошла культурная революция, и у меня сердце сейчас
треснет от невозможной свободы, и ура!»
Что, как — не знаем и только чуем: из Сидора хлещет, как говорится, напор души, и даже от
его крику по спине мурашки бегут, и тут происходит ура и всеобщая стихия вроде суеверия
Пасхи.И мы все видим, как у Сидора рука опускается без последствий, и говорит с
выражением: «Братцы! Я только произнес сейчас вам это дорогое имя, . И это я считаю вроде
знамения и предлагаю обнажить шапки».
Мы все стоим, как пораженные столбы!!!
Это есть конец наших всевозможных темных событий как бы во сне, и затем восходит вполне
сознательный день, а эта самая наша петрушка произошла по причине ошибки звука.
И в заключение я вижу, что которые гражданки сперва сидели с видом смеха, то теперь они
имеют обратный вид, и я к этому вполне присоединяюсь, потому это все — горький факт нашей
темной культуры, которая нынче, слава богу, существует уж на фоне прошлого. И здесь я
ставлю точку в виде знака и ухожу, граждане, в ваши неизвестные ряды.
ничего. Только погуглил - у Замятина не Сидор, а Степка. Разные редакции?
Сидор, а Степка. Разные редакции?
полистилистика.
прошу...